Служба в советской армии: «Я забыл, что такое НАДЕЖДА»

В первой части Игорь рассказал о том, как попал служить  в отдаленную  воинскую часть в Бурятии.

Автор максимально старался избежать в своем рассказе бесчеловечных подробностей. Но совсем не упомянуть некоторые из них  не мог, иначе не получилось бы передать самую суть. Игорь подчеркивает, что про многие пытки и издевательства он умалчивает  по обоснованным причинам – не надо этого даже знать.

Утром ровно в 7 утра (отбой в 23-00) была у нас первая зарядка. Проводили её котлы – солдаты, прослужившие полгода после учебки. Зарядка  оказалась прогулкой: котлы встали в 50 метрах друг от друга в поле… Бег по глубокому снегу 30-40 минут по кругу. И не дай Бог кто-то не сможет бежать. По ходу они нам объяснили, кому принести чай со столовой, как заправлять кровати, как и кому  подшивать  подворотнички. Голова кругом, непонятки.

Пригнали в казарму и сразу привели дембеля-стукачка. Поставили пред нами и его начали дубасить котлы. Сказали так:  он в свое время настучал, теперь пашет со всеми вами и со всеми молодыми. До дембеля — альбома не видать, и хорошо если доедет домой!.. ПОНЯЛИ?! Ничего не надо было объяснять.

Заправили кровати, подшили воротнички по два-три каждый. Кантиками набили кровати… и  — в столовую. На морозе без шинелей в первом ряду маршировать надо было так, как идет 300 человек, и орать что-нибудь за целый полк. Они ржут, а нам страшно. В столовую они забежали вперед нас. Подбегали к столу, хватали жменями сахар, кто сколько сможет — в кружку, и кипятком сразу заливали. Масло мы не видели до окончания полугода. Кашу из них никто не ел.

Естественно, первые дни мы привыкали к новому уставу, порядкам. Обвыкали и получать положенные порции побоев. Еще раз повторюсь — от 7 до 15 раз в день было нормой быть битым! Но привыкли и к этому. Привыкли спать по 4 часа. Больше не выходило ни у кого из нас.

Наш полк насчитывал 180 человек. Обслуживание техники, стоящей на хранении. Была рота из 30 человек, где солдаты работали водителями: возили воду, командира полка, в лес за дровами ездили. Котлы в столовой топились дровами: накладываешь стопку, соляркой поджигаешь, и чтоб горело. В определенное время в дырку из столовой крик — ТУШИ. Заливаешь — каша, борщ, суп, чай готов! Эта работа была одной из самых ценных для дембелей и дедов. Они никогда там ничего не делали. Делали все мы. Работа каждого из нас была расписана  до минуты —  кому куда успеть и пр. Интересное наблюдение: то, что казалось в учебке перебором, здесь было нормой. Я начал замечать, что мысленно для меня все сержанты и курсанты, оставшиеся там, ДЕТИ! Они через месяц нашего пребывания в войсках стали нам казаться такими маленькими сыночками,  непригодными к службе.

В нашем молодом коллективе  сложилась ситуация помощи друг другу. Кто этого не понимал, свои же били еще сильнее и доходчивее. Просто это было нужно для выживания. НИКОГДА не возникало желания уйти от помощи, какая бы она не была сложная. Если кто-то не сделает какое-то дело, порученное кем-то из старослужащих, то в 7 часов  вечера в умывальнике собиралась очередь желающих нас лечить от лени и непонимания. Поэтому ожидание этих 7 часов вечера всегда было тяжелым. За полгода мы там не собирались от силы 3-7 раз. Это были праздники, проверки или еще что-то. Не помню уже.

Очень тяжело было сидеть на политзанятиях. Старики сразу предупредили: кто заснет — получат все. Но зато это были минуты отдыха от побоев и дел. Замполитом был майор-бурят. Его звали АНАЩА. Он всегда с утра заходил в казарму, потирал руки с мороза, проводил носом по воздуху и говорил так сладко — АНАЩЯ-а..!

Можно спросить: да что это за служба такая? Да это ложь! Я Вам предоставляю фото не только себя, но  и многих ребят, которые отзовутся, может быть, и скажут: да! так было.

У нас было вождение. Занимался им молодой лейтенантик. Ему выделяли сержанты определенное количество солдат. Больше он просить не мог, так как  во время дежурства по части спал в казарме вместе с солдатами и понимал: будет много болтать — лишится и работы, и спокойствия.

Баня была раз в неделю, и мы должны были успеть постирать по 2-3 формы стариков, свою, трусы от вшей отгладить, в казарме начистить полы мастикой (это мрак! кому интересно – поинтересуйтесь, как это делается). Полы были деревянные.

Командиром полка был майор Шубенкин! Для нас молодых, когда его озлобляло наше молчание о побоях, он самолично заступал на дежурство и пытался ловить. Не зря наше стояние на морозе в простыне называлось «быть на шубе». Ни разу  никого он не словил. Если его увидим — забегали в казарму – ШУ-БА-А-А!!! — скидывали тапочки — в кровать и все «спим». Дежурный стоит, тишина. Уходит – и понеслась по новой. Мороз иногда был ниже 45 градусов. Стояли под простынями по 50 минут. Дальше было опасно оставлять там человека, хотя никто не хотел идти в казарму греться.

Бурятской анаши было полно. Это я понял через два месяца, когда по ИХ велению, к разнообразию их Жизни и спасения от скуки, сделали для них танец «лебединое озеро в ночи». Я как самый маленький, конечно, лебедем был — меня на руках носили. Прыгали как балерины, хор из девяти мальчиков напевал …тара-та-та-тара-та-та-та…

Приходили из других казарм (наш батальон был самый мрачный). Обкурятся…и ржач часа на 2 после отбоя со всеми выходящими дальше полетами в другие казармы для обнаружения противника и их орудий с бляхами. Раненых должны были забирать! Если не получалось — потом обменивали своих на чужих. С других казарм к нам тоже летали. Встречали на подлете с ремнями и били бляхами куда попадешь, не разбирая. Они должны были долететь до стены, дотронуться и лететь обратно.

Голос в ночи: о-д-и-и-ин, о-ди-ин. Раз — подбежал. Здесь. В готовом виде папиру. У нас в пилотках уже были готовые — набитые с планом папиросы. Прикуриваешь и даешь. Стоишь с пепельницей, пока курит. Ты, говорит, машину МАЗ-537 изучал? — Да! — Сколько масла заливается в двигатель? — 90 литров. – Давай, отжимайся 90 раз.

От силы, ну 40 раз, я мог.

— О-о-о-о-о,  братан, да ты плохо изучаешь технику… И начинают с двух сторон поднимать ногами по печени, пока не отожмешься. Когда уже не шевелишься,   кричит: «второй на выезд». Прибегает другой молодой — упираемся лбами, и кто кого перетолкает. Проигравший дальше изучает технику.

— Солярки в баке по 840 литров.

— Это ПРАВДА?! Никто столько не отжимался.

Отливали водой, кто терял сознание. Я четыре раза терял. Когда били палками, которыми кантики набиваешь кровати. По печени били — руки на стене. Выдерживал два  удара. Когда табуретку об голову ломали, где бляху вставляешь (бляхой об голову — выравнивали их так, когда сильно загнутые были, но об этом позже). И офицер бил в туалете в Монголии за публичное мною  его оскорбление.

Что я могу сказать о настоящей службе?!! Это и была служба! Это и был страх без слез, без лишних слов, без смотрин в глаза друг другу, без понимания … ГДЕ ЖЕ ПРАВДА ОБ АРМИИ, про которую был наслышан ДО?.. Через 4 месяца я уже хотел выколоть себе глаз, чтоб комиссовали. Носил иголку при себе и уже настраивался на Жизнь инвалидом. Пацаны свои знали, но живым быть хотел каждый… Подумай хорошо, говорили.

Паше Говорову ударом в живот разорвали аппендицит, другого комиссовали душевнобольным после разбивания табуретки об голову(фамилию не помню). С поломанными ребрами разрешали носить ремень ослабленным, и по ребрам не били, на зарядку не гоняли. Такие выполняли легкую работу: подшивать воротнички,  гладить, забивать папиросы, стоять на шубе. В санчасть попасть было для себя хуже. Я не болел — некогда было. Своих денег не видел вообще. Из посылки — что оставят старики. Письма без проблем.

Работы над дембельскими альбомами. Клей ПВА был дефицит. Бархат по цене золота. Что такое НАДЕЖДА я забыл. И забыл про глаз. Потому что пришло второе дыхание. Привычка. Строгость во всем и во всех делах. Стали меньше бить. Мы начали чувствовать себя силой, которую остановить невозможно никаким холодом, никакими побоями. Начали понимать, что слово СПАСИБО больше значит, чем твоя Жизнь.

Близился конец шести месяцам нашего рабства, учения Жизни, закалке, мучениям, или еще как угодно пусть это называют. (В конце рассказа я скажу, что думаю про это, когда мне сейчас 51).

Как раз, когда оставалось дней 15 до приказа, перед переводом нас в котлы, после которого существовал негласный устав нас не бить, случилось одна история со мной, которую я не могу не рассказать.

Комментарий автора к фото: Я посередине. Слева Стас Москва. Справа Петя Лебедев. Петя меня на руках носил в танце лебедей. Со Стасом мы обкуренные в смотре художественной самодеятельности заняли первое место в сценке ПТИЦА про завсклада по Карцеву и Ильченко. Я  играл просящего.

 

Комментарий автора к фото: такие караульные у нас были… Спокойно гуляли по полку с оружием.. Фоткался кто хотел. Справа бурят-свинарь. Слева, вроде, Паша Говоров.

 

на фото:  Ирек Салимов (слева) обкуренный с дембелем.

Комментарий автора: Этот дембель  кричал на подполковника. У него была железная выкидывающаяся дубинка, он упражнялся на нас. Ирек был то ли боксером, то ли кем-то в этом роде. Один его удар валил, наверное быка.

Читать продолжение.