Правда Афгана глазами солдата ВДВ. Жизнь в расположении

31008
10

Я в этой книге шибко о боях не пишу. В боях ничего интересного нет. Мы стреляем, в нас стреляют. Мертвые падают, раненые орут. Все как обычно.

Публикуем очередную часть  воспоминаний Ивана Иванова о войне в Афганистане. Он написал все так, как  виделось ему самому – отдельному  солдату из отдельного подразделения ВДВ. Предыдущую часть смотрите здесь.

Вообще солдатская жизнь курка в Афгане делилась на 2 части. Жизнь в расположении и жизнь на боевых. В части было тяжело морально и муторно, холодно и голодно. Ни одной секунды не было покоя, гоняли по делу и без дела, построения были почти каждый час. Если у солдата выдавалась свободные полчаса, командиры обязательно их тут же заполняли работой или очередной чисткой оружия. Куда – то сквозануть, где – то расслабиться у молодого бойца Курка не получалось. Да и дембеля особо никуда отлучиться не могли. Нас пересчитывали как цыплят чуть ли не ежечасно. Я лично видел, как исчезнувшего пару раз, минут на десять, из поля зрения ротных командиров молодого солдата просто привязали верёвкой к другому, менее бегающему солдату. Делалось это во имя «искренней заботы о солдате». На самом деле, исполнялись приказы сверху. Наверху понимали, что если позволить солдату немного самостоятельности и вольности, он просто пошлёт всех с этой войной куда подальше.

Ещё одному солдату, укравшему и съевшему с голодухи из столовой курицу, предназначенную командиру полка, на шею привязали ещё одну сырую, мороженую курицу и он неделю с ней жил. Курица тухла и воняла. Снять было нельзя, грозили расстрелом или тюрьмой. Раньше я думал, что такое мерзкое наказание могут придумать только фашисты в концлагере. Голодный человек с курицей на шее, которую нельзя снять и съесть.

Кто-то не добежал ночью до туалета, расположенного на другом конце плаца от казарм и наделал прямо на плац. Командир полка приказал построить полк и заставить голыми руками дежурного по плацу убирать наделанное дерьмо. Тот отказался. Полк стоял несколько часов. Без еды, воды и отдыха. Больные дизентерией солдаты стояли и срались в штаны. Больные почками ссались.  Дежурный плача убрал всё руками. Это был хороший сержант, но жизнь его уже была сломана. До самого дембеля ему уже было не подняться из чморей. Мы были жестоки в своей стае. Чем он был виноват? Ему «повезло». До дембеля этот сержант не дожил. Он погиб в бою. Погиб как всегда погибали в боях, героически и с автоматом в руках, спасая своё отделение от превосходящих сил противника. Казённая фраза. Попробуйте отдать свою жизнь в девятнадцать лет, за таких же сопливых, едва оперившихся  детей, как вы сами. Он смог.

Солдат ломали морально под страхом жестоких расправ. Ломали просто так. Из за личных амбиций. Ломали ежеминутно и ежечасно. Ломали командиры и «братья» старослужащие сослуживцы. Иногда «особо приближённые» к дембелям молодые солдаты издевались по их указке и им в угоду над своим же молодым призывом. Иногда молодых солдат просто заставляли биться между собой. Причем обязательно до крови.

Командир полка знал, что больше половины его солдат больны физически и психологически, и не виноваты в своих проблемах и болезнях. Но он жил в другой обстановке. У него была личная резиденция в коврах и ординарцах. У него был личный повар и личный официант. У него была звезда «Героя Советского Союза», любовница и огромная власть. Он любил солдат по-своему.

Я видел молодых солдат собирающих хлебные корки в офицерской столовой. У них не было ничего. Даже их жизнь принадлежала другим. Командир полка их со своего стола не подкармливал. Наверное, самому мало было.

Хотя, справедливости ради скажу, что однажды человек 15 доходяг которых уже совсем ветром шатало, собрали со всего полка, поместили в медсанбат и 14 дней кормили усиленным пайком. Ну, типа банка сгущёнки дополнительно в день на десятерых и яйцо одно в день вроде давали, и хлебы вместо одного куска два давали. Всё это под присмотром офицера. Если бы не присмотр, подкормку бы у доходяг отобрали. Главное, что они ели и у них еду не отбирали. В роте старослужащие иной раз или отберут половину пайки, или просто есть не дадут. Типа наказан, сегодня не ешь или ешь, но половину. Наказывали часто и за любую провинность. Когда доходягам выдали зарплату, ночью пришли дембеля и отобрали её. Всё одно вас, говорят, кормят, не сдохнете. А один доходной с комендантского взвода был, так его заставляли это яйцо дополнительное прятать и ночью дембелям отдавать. Не отдаст – били.

Первые пять дней парни просто лежали им даже еду в палату носили, по немного, чтобы не померли от «обилия» еды — то. Потом медленно их стали выводить во двор. Они ходили как тени. Через ещё пять дней они уже смогли даже помогать в медсанбате по хозяйству. Один из них, помирающих от «великой заботы партии и правительства» был с моей роты, моего призыва. Как мы ему завидовали. Человек смог поесть и отдохнуть. Хотя мог и сдохнуть от истощения. Палка о двух концах. Таких доходных много было. Этим «повезло». Когда его в медсанбат уводили, он уже только напоминал живого человека, так, полутруп. Все силы у него уже были войне отданы.

Он потом рассказывал, как первый раз, окрепнув, вышел на улицу. Стою, говорит, шатает меня от слабости. Апатия полная. То ли выживет организм, то ли умрёт. Вдруг говорит слышу… музыка: Пугачёва песню поёт. «Миллион алых роз». Тут, говорит и понял, жить надо. Так потихоньку говорит, под музыку Аллы Пугачёвой и выжил.

Тогда какая–то умная голова часто музыку включала по громкоговорителю в полку.

А Пугачёвой солдатское спасибо. Одного из нас она реально от смерти в Афгане спасла. Парень потом окреп. Медаль «За Отвагу» получил. Раненый от моджахедов отбивался.

Добивали вопросы некоторых замполитов и офицеров типа «как служба, жалобы есть». Кто тебе чего скажет. Будешь жаловаться, и говорить правду будешь «стукач». Пробурчишь в ответ «нормально» и думаешь, ссука, шакал, чё, сам не видишь как дела. Подыхаем потихоньку, со стонами в кулак. «Отец родной» в сторону отвалит и потом пишет в мемуарах, что постоянно интересовался бытом солдатской службы и вообще был опорой подчинённым во всём. Сравнивать офицерскую службу и солдатскую нельзя. Это как жопу с пальцем сравнивать. Я, конечно сам рвался обратно в Афган до самого вывода войск. И на сверхсрочку рапорт писал, только чтобы именно в своей роте «сверчком» служить. А сейчас понимаю, угробил меня Афган. И по здоровью и по психике. Лучше бы его проклятого не было. Ну а большинство «героев боёв» наоборот, в своих «воспоминаниях» считают, что это у них лучшие годы были. Воистину права русская пословица: «кому война, кому мать родна». Опять же, служба у каждого своя была.

По ночам плац то и дело перебегали солдаты. Они бежали сломя голову в туалет. Энурез, больные почки, дизентирия. От холода бегали ссать несколько раз заночь. Лечение было далеко. Для многих оно было недосягаемо. Нахезать на плац было лучше, чем в штаны. Но старались добежать до туалета. Ссать и срать на плацу и у палатки было «западло». За это «чморили».

В палатках зимой, снег, лежащий сверху, от дыхания подтаивал и стекал на верхний ярус коек. Бушлаты и одеяла, которыми укрывались, примерзали к кроватям. Встаёшь и отдираешь одеяло от железяки. Солдаты спали в двойных кальсонах, шапках, мёрзли и расчёсывали укусы вшей. Внизу, возле ржавой самодельной буржуйки кругами стояли сапоги. Буржуйку отключали за полтора часа до подъёма. Спали часов по 5 — 6. Под звуки горна соскакивали, электричества в палатках не было, в темноте, под тусклый свет керосиновой лампы искали скрюченные от холода полусырые сапоги. Одевались скученно, толкаясь, пуская в ход кулаки, тычки и мат.

Каждый солдат утром должен был быть подшитый. Это, сложенная пополам, длинная белая тряпочка, пришиваемая на длинну воротника изнутри куртки. Подшита, она должна была быть белыми нитками. У каждого солдата за подкладкой панамы летом и за козырьком шапки зимой была иголка с чёрной и иголка с белой ниткой. Горе тебе, если нитки или иголки не было. А не было часто по молодости службы. Денег дембеля на это оставляли солдату молодому с получки, не всё иногда забирали. Но молодой солдат эти деньги норовил проесть. Вожделенная банка сгущёнки и пачка обычного печенья. Молодые солдаты спали на верхних ярусах двух этажных кроватей. Чудесным образом пронесённая мимо дембеля сгущёнка и печенье лопались очень тихо под одеялом. Главное, чтобы не поймали. Поймают, позору и избиений не оберёшься. Жрать под одеялом считалось позором. Типа крысятничество. Ага, кто – то молодому чадушке даст это съесть открыто. Хрен тёртый. Этой же банкой в лоб и получишь. Вот и лопали, и не признавались даже между собой. Я, мол, ни в жисть не жрал. Жрали, ещё как жрали.

Короче, деньги проел, подшивы нет, ниток нет, иголки нет. Ну иголку занять можно было. На нитки же и подшивку молодые солдаты часто рвали собственную простыню. Не подшиться тоже нельзя было, чирьяками шея изойдёт. Даже на боевых старались каждое утро подшиваться. Писаря и многие спецы второго года службы (первому не пологалось) в край подшивы, торчащей над воротником, вставляли шнур капельницы.  Получался толстенький красивый кантик поверх воротника. Курки так практически не делали. Не до красоты им было, даже на втором году службы. Выжить бы на боевых.

Особым шиком второго года службы считалось надвинуть шапку ушанку и берет на затылок, чтобы чуб торчал. На первом году стриглись почти под ноль. Молодым чубы не положены были.

Я волосы не расчёсывал, они красиво вились, последние полгода вообще не стригся, у меня волосы уши закрывали, я их за уши зачёсывал. Зато чуб был шикарный. Почему не стригся? Хотелось хоть что – то не по уставу иметь. Задолбал меня устав к тому времени. Ремень, свисающий на пах, длинные волосы, не застёгнутый, а запахнутый бушлат, чтобы тело красиво облегал, начёсанную и набитую шапку на затылке, десантные ботинки с высоким голенищем, зашнурованные только до середины, согнутая какарда и бляха ремня, лишняя расстёгнутая верхняя пуговица, поля загнутые у панамы (типа рейнджер ВДВ), чего я ещё неуставного себе мог позволить.

Какарду гнули на втором году службы. Если гнутую какарду обнаруживали у молодого солдата, разгибали её ударом в лоб прямо на солдате. Ещё любили у молодых мерить грудину. Бить в грудь так, чтобы ножка пуговицы вбивалась в грудную клетку, чтобы очень больно было молодому. Потом синяк на полгруди. И сердце навсегда посаженое.

Каждую ночь в небе и над Кабулом летали вереницы трассеров. Ещё вечерами гремели реактивные снаряды, улетаемые в горы. Артиллерийская и автоматная канонада гремела и напрягала. Трассера мы заряжали в магазины через один патрон с простыми пулями. Трассеров не всегда хватало, а ночью в бою, очень удобно видеть, куда пошла твоя очередь. Правда, духи могли тебя так засечь. Для скрытного огня по душманам у нас были магазины с патронами без трассеров.

Часто моджахеды бросали в речки и родники дохлых, раздувшихся трупным смрадом коров. Пить такую воду было нельзя даже с пантацидом, отравишься. Гадили они нам как могли.

Я на втором году службы любил ходить впереди роты метров на 300 -700 разведдозором. Обычно в такой дозор высылали 1 – 2 бойцов, чтобы в случае засады они принимали бой на себя и этим спасали роту. Опасно, конечно очень, зато сам себе голова. Захотел быстрее пошёл, захотел – медленнее, захотел, присел и отдохнул. Когда шёл сильно быстро, командиры злились, рота отставала и растягивалась. Старался идти нормально.

По горам, ледникам и скалам мы шарахались без альпинистского снаряжения. Как мы умудрялись часто не срываться в пропасть. Такие чудеса акробатики выделывали. Иногда срывались.

Помню только вышли в новые горы, полдня не прошли, один солдат в пропасть слетел. Вытащили, стонет. Старшина взял меня и ещё трёх солдат и мы его к броне понесли. Пять человек и один полутруп, сладкий деликатес для любой банды. Дошли, смотрим танки возле речки. А они по нам прямой наводкой. Пока дым зажгли, пока по рации связались. Косые танкисты, никого из нас не убили. Отдали им сорвавшегося чела и обратно пошли. Наши, уже возле кладбища афганского расположились, костёр разожгли. Днём костёр не страшен, главное, чтобы дыма особо не было. По кладбищам своим духи тоже редко стреляли, религия. Мы их могилы тоже не разрушали. Мертвяки нам ничего плохого не сделали. Поели, фляжки в угли поставили, с последней заваркой, а по костру пулемётная очередь. Мы в стороны. Все целы, а чаю кирдык, пробиты фляги. Окопались поближе к могилам. Ночь в жажде. Пить Охота. Утром с прапором во главе уже впятером пошли вниз искать воду. Нашли, набрали, а тут духи. Много. Мы от них, к своим. Бежим, гора лысая пули свистят. Добежали, залегли, ждём. Духи в атаку не идут, затаились. Мы по рации запрашиваем разрешения уничтожить банду. Нельзя, говорят, это не банда, это народная милиция, они, мол, вас самих за банду приняли. Глянули мы друг на друга и впрямь, банда, кто во что одеты и рожи небритые.

Я в этой книге шибко о боях не пишу. В боях ничего интересного нет. Мы стреляем, в нас стреляют. Мертвые падают, раненые орут. Все как обычно.

Однажды на горку вышли, видим внизу дом большой одинокий, люди ящики зелёные несут. Вызвали артиллерию.  Первый снаряд перед духами, второй позади. Третий в них, ещё два в дом. Спустились впятером, все мёртвые в доме. Моджахеды с ящиками разбитыми валяются. Документы там были духовские. Что – то взяли, остальное сожгли. Вдруг видим, из одной разрушенной стены тягучая желтая жидкость течёт. Мёд. Пчёл взрывной волной выбило, а мёд с сотами остался. Вкусно было. В каски набрали, несём наверх роте. Смотрим ещё один дом. Маленький, как конура собачья. Вошли. Там старик плачет, девочку к себе прижимает. Прошарили весь дом, нашли патроны. Старшина говорит, пусть живёт, не трогайте. В сундуке нашли монеты старинные и штук двадцать гранаты (фрукты такие). Старик на колени упал, бормочет, руки тянет. Переводчик наш (в каждой роте были солдаты, знающие их язык из нашей Советской средней Азии) ему говорит, мол, не ссы старый, не тронем, а старик не унимается, говорит так быстро и много.  Оказалось, что это особые гранаты, на семена оставленные, уникальный сорт, таких больше в мире нет нигде. Внучку заберите, дом сожгите, только фрукты не трогайте. Есть мы хотели очень. Не оставили ему фруктов. Разделили между собой и ночью съели. И вправду, вкусные очень были. Глупые мы были, да и не поверили ему особо. Может и зря.

По приходу с боевых, на следующий день мыли Бронетехнику. Каждый взвод свою. Дембеля сверху сидят, курят, молодые моют. С мылом мыли, каждую щель, каждый каток, каждый трак, каждое колесо. Себя так в бане не мыли, как броню. Зимой холодно мыть было и не высушишься нигде. Так мокрые и ходили. На себе сохли. Броня иногда подводила и ломалась. Однажды мы два часа толкали свой БТР. Большой и шумной толпой. Было весело.

В магазине полка все продукты были дорогие. Даже здесь государство умудрялось на нас наживаться. С тоской вспоминал лимонад по 12 копеек полулитровая бутылка, дешёвое печенье по 11 копеек пачка и соевый Шоколад по 10 копеек большая плитка, в моём маленьком городке в СССР. Как их здесь не хватало. В афгане цены на подобные и иные продуктовые товары, были запредельными Конечно, эти магазины были рассчитаны, в основном на офицеров, но и они были бы рады более дешёвым продуктам. Это дорогое изобилие немудрёных вкусностей при наших в основном 7 рублях солдатской получки, выглядело полным издевательством.

По молодухе дембеля прочухали, что я очень начитанный. Заставили писать всем характеристики на дембель. Типа ты книг много читал, опиши наши героические подвиги во всей красе. Дали кусок торта  вафельного, две сигареты с фильтром и ушли на стрельбище всей ротой. Писать характеристики явно было лучше, чем месить пузом и сапогами грязь и мокрый снег на окраинах Кабула. Беда в том, что дописав половину очередной характеристики, я начисто засыпал. И ручка выводила на готовом героическом листе сплошные кругаля. Некоторые характеристики я умудрялся писать частично во сне. Какая в мою сонную голову пурга лезла, ту и писал машинально. Еле успел к приходу роты всё написать. Пурговые характеристики я не заметил. Ротный прочитав, две нормальные первые характеристики, не глядя поставил печати и подпись на все остальные. Дембеля гордо, на следующий день начали прозревать на мои сочинения, предвкушая описания подвигов, которые будут восхищать друзей и девушек на гражданке.  Подвигов не было. Вернее они были, но вперемешку с моими сонными мыслями. Что за мысли, уточнять не буду. Мысли были о еде, бабах, грёбаном афгане и всё в основном на матах. Огрёб я за эпистолярность по полной, и всю ночь переделывал свои бредовые романы. Спасло меня от выбитой челюсти только, то, что самым грозным дембелям по счастливой случайности я всё написал правильно. Часто мы по молодухе как зомби были. Не высыпались.

Электричества в полку всегда было мало, хотя недалеко от туалета стоял большущий ангар с дизелями и генераторами. Вечно там, что то ломалось. Жопа была, когда в столовой свет отключали. Жрачка не готовая, всё холодное, темно. Открывали ворота столовой, столовая тоже была просто ангаром, подгоняли грузовик и он светил фарами. Полутемно, зимой ледяной ветер свищет, летом пылюка летит. Берёшь открывалку с под цинка с патронами, банку рыбы в томате хрясь. От неё потом изжога на полночи, она старая, противная, её мало, на всех не хватает, и тогда кашки парашки холодной сверху. А то и просто голос из темноты, что жратвы нет.

В комендантском взводе деды даже эти поганые рыбные консервы отбирали у молодых. Афганцам продавали.

20 рыл в маленькой палатке с табуретами, столом и кроватями. Развернуться было негде. Часто палатки рушились под тяжестью снега, ломалась верхняя балка. Всю ночь, матерясь, восстанавливали их. По утрам могли выгнать на плац на зарядку. Стояли полчаса на ветру, тряслись от холода. Летом просто ёжились и ждали солнышка. Часто на зарядке убирали плац от крупных камней. Плац вообще весь был из камней разной величины. Всегда убирали более крупные камни. Оставались самые мелкие. В конце моей службы плац покрыли асфальтом.

Умывались либо натаянным на буржуйке в котелках снегом, либо тем, что успевали набрать в котелок в ледяном умывальнике, когда в нём была вода. С одного котелка умудрялись помыть и шею и торс и голову и зубы почистить. Сапоги тоже чистили. Большие железные банки, как говорили еще с Маргеловским кремом стояли в каждом взводе. Сапоги были просто пропитаны им. Ноги наши в мокрых от снега и пота сапогах тоже были синие от крема. Ещё у молодых солдат сзади от крема были чёрные штаны. Молодёжь не успевала начищать сапоги до блеска, так чтобы крема на сапогах не было. Садились на корточки и хлоп, штаны сзади чёрные. Сразу такой боец с грязными штанами определялся как «чмошное чадо». Умная «молодёжь» мыла от грязи сапоги перед отбоем и чистила их кремом на ночь. Утром невпитавшийся крем очищался. Проблема была в том, что мыли сапоги в грязных ледяных лужах у палатки в темноте. Ничего не видно. Вроде помыл. Утром бац, а сапоги не чистые, а в грязи высохшей и размазанной вместе с кремом по ним. Короче, чтобы держать сапоги в чистоте, и не пачкать ими задницы, надо было уделить этому чуть больше времени. У молодых солдат этого чуть не было. Вечером гоняют, утром гоняют. Каждый дембель «барин», его «обслужить» нуна. Их тоже в своё время гоняли. Они нас гоняли. Потом гоняли мы. Круговерть гоняния в природе.

Штаны были разные. У кого галифе, у кого летние штаны. Механики водители ходили в чёрных комбезах и чёрных куртках. Курки, кто в зелёных солдатских бушлатах, кто в офицерских, кто в телогреечных курточках. Обувь тоже была разная. У кого просто сапоги, у кого ботинки, у кого сапоги со шнурками, у кого полусапожки десантного образца. Молодые солдаты были затянуты ремнём так, что и дышать было трудно. Если у молодого солдата ремень был ослаблен, его били в область живота. Так иногда калечили.

Читать продолжение

 Фото взято здесь

 

Комментарии

10 комментариев
Игорь

Это произведение признано Википедией и поставлено одним из 16 книг в раздел «Литература» по ссылке «ВДВ Википедия». Это означает, что Википедия признало это произведение честно и реально правдиво описывающим ВДВ из многих сотен тысяч мемуаров имеющихся в интернете.

«НИКТО КРОМЕ НАС»

правда Афганской войны глазами солдата ВДВ
О войне, о офицерах, прапорщиках и генералах, о дембелизме, о писарях, о наградах, о ветеранах, о настоящих, а не липовых Героях и о правде
http://www.stihi.ru/2014/02/12/5888

Ответить
Еагений

В каждом подразделении было по разному, в нашем взводе химзащиты (огнемётный) 357 пдп 103 вдд во время моей службы 81-82 гг. я не допускал разного рода дедовщины

Ответить
Виктор Пряников

Да уж.. В Афгане не был.. Но быт армейский и атмосфера переданы совершенно точно.

Ответить
Игорь Славин

«НИКТО КРОМЕ НАС»
правда Афганской войны глазами солдата ВДВ
О войне, о офицерах, прапорщиках и генералах, о неуставных преступлениях, о предательстве, о наградах, о ветеранах, о наркоте в гробах, о настоящих, а не липовых Героях и о правде
http://www.stihi.ru/2014/02/12/5888

РАСШИФРОВКА НЕКОТОРЫХ ИМЁН В ЭТОЙ КНИГЕ:
«Т.» — первый мой ротный 5 роты 350 полка капитан Телепенин Евгений Михайлович
«К. Г. П.» — второй мой ротный 5 роты 350 полка капитан Кудров Геннадий Петрович
«О. П.» — замполит 5 роты 350 полка лейтенант Останин Пётр
«Ш. В.» — взводный 3 взвода 5 роты 350 полка лейтенант Шклярик Виктор
«С.» — взводный 2 взвода 5 роты 350 полка лейтенант Стародуб
«Х.» — взводный 1 взвода 5 роты 350 полка лейтенант Харунов
«К. В.» — старшина 5 роты 350 полка прапорщик Кубиевич Владимир
«С. С.» — заместитель командира 2 взвода 5 роты 350 полка сержант Сапаж (Сопаж?) Суленбаев (Сауленбаев?)
«Г.К.», «К.» — Геннадий Кононов, солдат 5 роты 350 полка
«Б. Ш.», «Ш.» — один из моих самых лучших друзей по Афгану, гранатомётчик 5 роты 350 полка Борис Шашлов
«Ч.» — командир комендантского взвода 350 полка, прапорщик Чернышёв
«А. Б.» — писарь 350 полка, сержант Андрей Беломытцев, комендантский взвод
«Г. Г.» — водитель комендантского взвода 350 полка, ефрейтор Горбунов Геннадий
«Г. К.» — Писарь 350 полка старший сержант Геннадий Казаков, комендантский взвод
«Ж.» — солдат комендантского взвода, 350 полка Жаров
«С.», «А. П. С.» — Александр Петрович Солуянов — командир первого батальона 350 полка ВДВ
«Ч.», «Ч. С. Н.» — мой друг, Чурсин Сергей Николаевич, заместитель командира первого батальона 350 полка ВДВ
«А. В. С.», «С.», «А. С.» — полковник Соловьёв Александр Владимирович, командир 350 полка ВДВ
«Ю. В. К.» — мой хороший друг и наставник, заместитель командира 350 полка Юрий Васильевич Конобрицкий
«С.», «А. С.», «А. Е. С.» Генерал майор Альберт Евдокимович Слюсарь – командир 103-й воздушно-десантной дивизии
«Я.», «Я. Ю.» — Командир 103 дивизии полковник Ярыгин Юрантин, следующий после Слюсаря
«М.», «М. Ю. И.» — Полковник Мальцев Юрий Иванович – первый заместитель командира 103-й воздушно-десантной дивизии
«В.», «В. П.» — Полковник Василий Пивоваров — начальник штаба 103-й воздушно-десантной дивизии
«Б.», «И. Б.» — подполковник Игорь Беляев — начальник отдела боевой подготовки газеты ТуркВО «Фрунзевец»
«Г.», «Г. С.», «Г. С. Г.» — Генерал — майор Гертруд Семёнович Глушаков — опергруппа Генштаба
«О. Ц.» — Олег Цыганок, мой ротный в учебке в Лосвидо
«П. В. Ф.» — Пфафф Виктор Францевич, хирург, оперировавший меня в медсанбате (низкий ему поклон за всех спасённых пацанов и за меня)

Ответить
виктория

недаром говорили -самый дешевый солдат-это советский солдат!даже там их обкрадывали,кошмар!!!

Ответить
Ильдус , Баграм 82-84

Правды совсем мало. Например пишет,что последние пол года не стригся. Все дембеля на лысину брились за сто дней до приказа.

Ответить
Станислав.

Как раз в нашей 5 роте 350 полка ни кто за сто дней до приказа на голо не стригся .Все ходили с волосами до отъезда в Союз.

Ответить
Павел

Ну, как бы в целом именно быт описан верно. Но… у нас не было особой дедовщины. Да и по сути некогда ею было заниматься. Постоянно в работе, на боевых. Конечно, молодые занимались мытьём брони, но так, чтобы от рассвета до заката их гонять — не было такого. Пуговицы в грудь не вбивали, кокарды кулаком не ровняли. Зачем мне в бою недруг по оба локтя — слева и справа?!
Кандагарская бригада, ОРР, 87-89.

Ответить
станислав

Вам отчасти повезло если у вас подобных проявлений дедовщины не было .У нас все это было и полной программе и не кого не смущало что завтра с тем кого избивали идти в бой и подставлять ему спину в которую он мог случайно выстрелить.Но вот в том то и дело что те кого били были на порядок порядочнее добрее и справедливее чем те скоты и бес предельщики которые их избивали .Поэтому и не стреляли в спину своих обидчиков мало того прикрывали их отходы во время боя .И воевали по настоящему за чужими спинами не прятались и от боевых действий не старались откосить .

Ответить